Недавно учреждённая медаль «За развитие железных дорог» стала первой отраслевой наградой такого масштаба в истории современной России.
В 1948 году 17-летнего мальчишку обвинили в покушении на товарища Сталина: предполагали, что хотел сделать подкоп под Мавзолей и заложить мину… Ирония судьбы: спустя почти полвека бывший советский политзаключенный, обвиненный по известной 58-й статье, станет автором герба Российской Федерации. Да еще разработает цепь с государственной символикой для инаугурации российского президента, орден Мужества и много чего еще. Например, медаль «За развитие железных дорог»… Не думал молодой человек, возвращаясь из ссылки на поезде в 1954 году из далекой Воркуты, что одну из своих работ посвятит железнодорожникам страны. Впрочем, он вообще тогда не думал, что станет художником…
Художник живет в старом питерском доме, в двух шагах от Владимирской площади, в просторной квартире с высокими потолками. Квартира не выглядит богатой, но глаз все время натыкается на какую-нибудь интересную вещь – то старинный шкаф, то фотографию, на которой художник с какой-нибудь знаменитостью, то необычную люстру…
– Это модерн, – перехватывает мой взгляд жена художника Наталья Павловна. – Еле успела спасти, ее собирались выбросить.
На видном месте – портрет-шарж на хозяина квартиры. Но и без этого с первых минут знакомства очевидно, что и он, и его жена относятся к себе с большой долей иронии.
– Евгений Ильич, художники на пенсию не уходят. Вы где-то работаете или творите, так сказать, в свободном полете? – интересуюсь я.
– Я, можно сказать, полусвободный человек. Продолжаю быть сотрудником Эрмитажа, коим являюсь с 1967 года. Были всякие перипетии, изменения должности и так далее. Был даже государевым чиновником – специалистом-экспертом Государственной геральдии…
Когда при Ельцине менялась символика, была образована такая небольшая организация, всего шесть человек. Государственная геральдия создавалась для разработки, утверждения и внедрения новых государственных символов. Уже тогда носилась в воздухе идея, что снова нужно вернуться к двуглавому орлу.
– Смысл двуглавого орла в том, что Россия смотрит и на Восток, и на Запад?
– Наша геральдия состояла из пяти очень серьезных историков, а «изображатель» был один я. Так вот, никто из этих историков не мог объяснить, почему именно двуглавый орел в свое время стал символом России. Каждый может интерпретировать как хочет, но достоверно неизвестно.
Кстати, самое древнее изображение двуглавого орла появилось еще в древнем Вавилоне. На скалах есть изображения. Эти изображения есть в архиве геральдии, которая сейчас немного по-другому называется – Геральдический совет при президенте Российской федерации.
– Долго пришлось работать над гербом России?
– В общей сложности сделал 11 вариантов, немного отличающихся друг от друга в каких-то деталях или общей композицией, общим пятном.
Депутаты Верховного совета утвердили герб с очень странной формулировкой – она в печати нигде не проходила, но прозвучала на заседании Совета – мол, выбрали «незлобивого» орла. Это не совсем так. У меня самый незлобивый – одиннадцатый вариант. А был принят девятый.
Более того, у меня были первые варианты без короны, державы и без скипетра. Но депутаты стали заявлять: вот была империя, а чем мы, мол, хуже, почему нам корона не нужна? Это было для нас, членов геральдии, совершенно неожиданно.
– То есть вам другой ваш вариант больше нравился?
– Мой любимый вариант был уже с коронами, но там крылья немножко другие – загнутые кверху. А тут получилось, что перья в крыльях похожи на кинжалы.
– У вас есть ощущение собственной значительности от того, что ваше произведение вокруг, куда ни посмотри? Вот взяли паспорт, а на нем ваша работа. Посмотрели на вывеску какого-нибудь государственного учреждения – и там ваша работа…
– Ну, какие ощущения, когда каждый день видишь, – со смехом отмахнулся мой собеседник. – Спокойно смотрю. Просто мы работали в тесном содружестве с Государственным комитетом по наградам при президенте. По заданию этого комитета разрабатывал цепь с государственной символикой для инаугурации Президента РФ, потом для мэра Санкт-Петербурга…
Вы знаете, так не хотелось заниматься чисто протокольными вещами… Пришлось тогда потратить некоторое время на поиски элементов – из чего собрать цепь для инаугурации Матвиенко. Как-то, проезжая в троллейбусе, взглянул машинально на решетку Аничкова моста и увидел там вот эти элементы – русалки, морские коньки. А грифоны уже просто держат все это сооружение.
– Вы, должно быть, богатый человек, коль выполняли такие заказы…
– Да что вы, от этого, простите, навару никакого, – со смехом остудил мои восторги Евгений Ильич. – Более того, я вам скажу: чем выше заказчик, тем меньше вероятности, что вообще что-либо заплатят. Подразумевается, что человек вроде и так должен быть счастлив, что дали сделать такую работу. Все осталось советское…
Много осталось неосуществленных работ. Вот, посмотрите, эту работу заказчик забраковал, потому что здесь орел несимметричный, в непривычной позе. Я все переделывал, переделывал, но их аппетиты росли. Тогда написал последний вариант, очень скучный – такое, понимаете, барахлянство – и на своем эскизе написал: «Извините, хуже сделать не могу».
– А что вас кормит, геральдика?
– Геральдика да две пенсии – моя и Натальина. Никогда своих вещей не продавал.
– Заказ от железной дороги был для вас интересным?
– Конечно. Честно сказать, все задания интересны по-своему, особенно когда есть возможность свободного полета. А здесь как раз изначально каких-либо условий не было, кроме текста – «170 лет железным дорогам России». Все перипетии потом начинаются, когда особенно «полетаешь»…
Так вот, началось эскизирование. Была холодная весна, снежок падал, и я замерзшими руками зарисовывал вот этот старый паровоз, который стоит на Витебском вокзале. На листе даже следы остались от с
нежинок…
– Ищете сначала какие-то детали?
– Не только. Изначально важен общий замысел. Это самый первый вариант, – берет Евгений Ильич следующий лист с эскизом. – Такая вот композиция: издалека, из одной точки расходятся два пути, с левой стороны к нам движется старый паровоз, а справа – локомотив последнего поколения.
Когда заказчику показываешь, вот тут и начинаются мучения. Я вам скажу, угодить заказчику очень трудно. Потому что я, как художник, смотрю на композицию, а для заказчика важнее содержание. Вот и идем путем уточнений, согласований, взаимоприемлемых компромиссов. Остановились на варианте, где на первом плане идет современный локомотив, а на втором – параллельно движется старенький паровоз. От слов «170 лет железным дорогам России» отказались, осталась только надпись «За развитие железных дорог», но она пошла на обратную сторону.
– У вас в жизни были какие-нибудь интересные истории, связанные с железной дорогой?
– Из Воркуты возвращался по железной дороге, – подсказывает Наталья Павловна.
– Я ведь по 58-й статье сидел, – поясняет Евгений Ильич. – В 48-м, когда арестовали, мальчишкой был, 17 лет. Нашелся стукач, я его даже знаю. Он учился вместе со мной в судостроительном техникуме. Я сначала учился в Центральной детской школе при Академии художеств и что-то так сорвался – вы знаете, возрастные взбрыки – и побежал в этот судостроительный техникум. А через два месяца арестовали.
– Что предъявили?
– Покушение на товарища Сталина.
– Ни меньше, ни больше…
– Более того, отсюда, из Ленинграда, должен был сделать подкоп под Мавзолей, подложить мину и на празднике, когда на трибуне будет товарищ Сталин, взорвать.
– Думала, вы что-то сказали негативное о режиме, а тут уже вообще полный бред.
– Да этот бред на 99 процентов был в то время. Люди сидели в концлагерях у немцев, а потом, вернувшись сюда, за это снова сидели. За сбор оставшихся на поле колосков тоже сидели. Я шесть лет провел в лагерях. Повезло, что «великий кормчий» скончался, Берию расстреляли и начали уже всех их соратников выгонять.
– А в лагере чем занимались?
– Ой, в лагере чего только не было! Правда, все недолгими такими эпизодами, потому что меня то на пересмотр дела сюда вызывали, то в Москву в Бутырку увозили, даже в институте Сербского был… И здесь долго следствие шло. Вернее, не следствие, а просто они сами писали, что хотели…
А в лагере я был и кочегаром в котельной, и ассенизатором – вот, скажу вам, была синекура! Меня потом «съели», и эту «должность» другому отдали. И в шахте был. И где-то половину срока, года три, я был в замечательном месте – в так называемой шарашке чертежником. Строили Воркуту, строили шахты, все это надо было спроектировать. Как это ни покажется парадоксальным, но это было замечательное время.
– Когда возвращались поездом из Воркуты, какие были мысли, настроения?
– Конечно, было радостно, что отпустили, но были и проблемы – мне не разрешалось возвращаться домой в Ленинград, где жили мама и бабушка. Были всякие перипетии, удалось удержаться сначала временно, а потом уже и постоянно.
– После Воркуты вы уже окончательно созрели, чтобы стать художником?
– Нет. Более того, работал в Гипрошахте. Только года с 75-го начал снова рисовать. Зрело, зрело что-то внутри, но возможности не было.
– Прямо как у почтальона Печкина: на пенсию выхожу – жить начинаю?
– Вроде того (улыбается. – Авт.). Но на самом деле пенсия была в 91-м. А в 46 лет я снова начал рисовать.
– И так рисовать, что звание народного художника получили!
– Ну, старался, – иронично заметил Евгений Ильич.
– Ваш самый первый заказ помните?
– А это как раз был герб России. Он был первым заказом для нашей Государственной геральдии. Было несколько человек, которые тоже работали над этими орлами. Было много вариантов, были очень профессиональные, но вот почему-то выбор пал на меня. Представляете, какой поворот – бывший зэк сделал герб страны! – смеется Евгений Ильич. – Какие скачки в истории и судьбе…
Автор: Татьяна Комендант